Поднявшись, она пошла к дому, к старушке Анне, причитавшей над испорченным противнем пирожков к обеду, которые уже были готовы к отправке в печь. Дворовая собака ухитрилась стащить с кухонного стола тесто вместе с начинкой.

Софи нашла в себе силы не проявить особого интереса ни к судьбе пирожков, ни к судьбе жалобно скулящей несчастной собаки, которую Анна минутой позже охаживала кочергой в углу двора.

– Господи, что же теперь делать! – возопила домоправительница, всплескивая руками. – Обед господам, обед солдатам, обед для кухни, а у нас не будет пирожков!

«Послезавтра Анне придется решать эти затруднения без меня, – с грустью подумала Софья, – но тогда ей останется ухаживать только за одним старым князем…» Слезы хлынули в три ручья, и она опрометью бросилась вон из кухни, оставив Анну причитать и качать головой.

– Софи! – окликнул ее дед, появившись в дверях библиотеки. – Мне нужно поговорить с тобой, ma petite.

Она повернула к нему заплаканное лицо. Дед простер руки навстречу. Они обнялись на пороге. Затем он увлек ее внутрь и тщательно запер за собой дверь.

– Я знаю, ты в обиде на меня, – заговорил князь. – Но согласись, ma chere, ты должна ехать. Если будущий муж придется тебе не по душе, ты должна сказать об этом императрице. В некотором смысле она все-таки просвещенный деспот. – Губы старого князя тронула насмешливая улыбка. – Как говорят, она правит с весами справедливости в одной руке и с кнутом в другой. Трудно сказать, как она себя поведет, когда дело коснется тебя лично, но не верится, что она отъявленный тиран. Думаю, она не будет настаивать на твоем замужестве, если это окажется для тебя невыносимо.

– А тогда зачем я вообще должна туда ехать?

– Потому что ты последняя из рода Голицыных и не должна остаться в безвестности. Я никогда в этом не сомневался, а кроме того, императрица следила за твоей жизнью с ранних лет. – Заметив недоуменный взгляд внучки, князь поведал Софи о визитах тайных агентов.

– Но почему ты мне не сказал об этом раньше? – воскликнула девушка. Пребывая в полной растерянности, она теперь всюду подозревала предательство. – Ты даже не попытался меня как-то подготовить…

– Да, мне не хотелось омрачать твою счастливую жизнь, – грустно признался дед, – Вероятно, это моя ошибка, но, уверяю, я хотел как лучше. – Подойдя к бюро, он снова достал обитый железом ящичек. – Но мне не хотелось бы отправлять тебя в этот мир беззащитной. С тобой поедет Борис Михайлов. Если тебе станет плохо или понадобится что-либо, отправь его с письмом ко мне. Он знает об этом. Он будет служить тебе, а не твоему супругу. – Софи с некоторым облегчением слушала эти слова. – Здесь фамильные драгоценности Голицыных. Они тоже принадлежат лично тебе. – Князь выложил на стол серебряную шкатулку, инкрустированную перламутром. – Если тебе понадобятся деньги после свадьбы, это тебя выручит. Ты вольна распорядиться всем этим по своему усмотрению.

Она знала, что лежит в этой шкатулке – драгоценные камни общей стоимостью более трехсот тысяч рублей. Они передавались в роду Голицыных из поколения в поколение, и это из ряда вон выходящее разрешение использовать семейное наследство по своему усмотрению лишило Софи чувства некоторого облегчения, которое она только что испытала. Она почувствовала, что ее безотчетный страх перед надвигающимися событиями не лишен оснований. Взгляд, который она бросила на деда, был полон отчаяния.

– И наконец, – продолжил князь, – я уже говорил тебе утром – Берхольское тоже станет твоим. Оно и так полностью принадлежит тебе. Но прежде ты должна поехать и попытаться начать новую жизнь в мире, частью которого ты являешься по праву.

– Но как жена сможет покинуть мужа? – воскликнула Софи. – Ты говоришь, что у меня остается такая возможность, но я не знаю, как это осуществить!

– Если ты окажешься в настолько безнадежном положении, что подобные действия станут необходимыми, уверен, что у тебя достанет сил и смекалки найти способ, особенно при помощи того, чем я снабдил тебя. Я научил тебя быть выносливой и во что бы то ни стало сохранять самообладание. Применяй правила жизни Диких Земель, ma chere, в жизни при императорском дворе – и ты не ошибешься.

Софи взяла в руки шкатулку. Дед действительно снабдил ее всем, чем мог, остальное – за ней. Она уже направлялась к двери, когда князь дал ей последний совет:

– И не пытайся воевать с Адамом Данилевским, Софи.

– Я еду не по доброй воле, – откликнулась она не оборачиваясь, – и не собираюсь делать вид, что это не так.

Князь Голицын вздохнул. Он сделал все, что мог. Теперь этим двоим предстоит сражение. В честном бою они, может, и оказались бы равными соперниками, но этот бой вряд ли будет честным.

Софи заметила императорского гвардейца уже в зале. Она собиралась подняться к себе наверх. Солдат стоял у парадной двери в позе часового. Нахмурившись и прижимая к себе шкатулку, Софи обошла весь дом. У каждой из дверей, ведущих на улицу, она обнаружила ту же картину. После этого вернулась в залу.

– Прошу прощения. – Чуть улыбнувшись, она толкнула Дверь и спустилась на мощенную камнем дорожку. Часовой не препятствовал ей, даже не сдвинулся с места. Но когда она направилась к конюшне, рядом как из-под земли вырос другой солдат.

– Ты что, следишь за мной?

– Прошу простить меня, ваше сиятельство, но таков приказ полковника, – бесстрастно сообщил страж.

Софи остановилась. Солнце грело ей спину. Вокруг расстилались бескрайние степные просторы, маня свободой. Со шкатулкой в руках, в которой, лежало не такое уж маленькое состояние, в тонком кисейном платье, она понимала, что сейчас эта свобода не для нее, она не в состоянии бросить вызов человеку, который постарается помешать ей в этом. Поэтому благоразумно Софи вернулась домой.

Большой медный гонг, подвешенный в центре дома, возвестил для всех обитателей Берхольского час обеда, Ремесленники и работники отложили свои инструменты и направились по домам; домашняя прислуга собралась в большой кухне пристройки;, солдаты сошлись в специальной комнате, где был накрыт для них отдельный стол. Граф Данилевский и князь Голицын вошли в столовую одновременно.

– Где Софья Алексеевна? – поинтересовался князь у Анны, которая ставила на стол блюдо с ветчиной.

– Не могу знать, барин, – фыркнула домоправительница. – У нас сегодня борщ. Соленые огурцы на лавке. Пирожки ушли собаке,

– Что за чертовщину ты несешь, глупая? – рявкнул князь.

– Одна из наших собак стащила начинку со стола на кухне, – внятно проговорила Софи, появляясь в дверях. – Прошу простить меня, господа, что я не составлю вам компанию. Мне не хочется обедать, Я предпочла бы покататься верхом.

Мужчины с некоторым удивлением обернулись на голос. Софи уже была одета в свой обычный костюм для верховой езды, волосы убраны в тугой узел на затылке.

– Кого из ваших солдафонов вы отрядите следить за мной, граф? – окинула она Адама взглядом, полным несказанного презрения. – Я сообщу ему, что уезжаю.

От ее взгляда и тона в серых глазах графа сверкнули искры.

– Прошу простить меня, князь. – Поклонившись, он проследовал мимо Софьи Алексеевны в залу.

– Эй, солдат! – окликнул он часового у парадной двери. – Проводи княжну Софью в конюшню. Княжна желает прогуляться верхом. Если Борис Михайлов сможет сопровождать ее, тогда ты останешься там до их возвращения. Если Борис не сможет, немедленно проводи, се сиятельство ко мне

Адам вернулся в столовую.

– При сложившихся обстоятельствах я несколько изменил распоряжения в угоду вам, княжна. – отвесил он преувеличенно любезный поклон.

– Вы слишком добры, граф. Я просто ошеломлена вашей учтивостью. – Софи сделала глубокий реверанс и скривила губки. – Полагаю, я должна чувствовать себя польщенной, что для моей охраны вам требуется целая дюжина солдат. Должна признаться, не подозревала, что выгляжу столь устрашающе. А ведь я всего лишь подстрелила одного бешеного волка. – С этими словами она выскользнула из комнаты.